Размышляя о книге Л.В. Шапошниковой «Земное творчество космической эволюции»

Автор: | 23.08.2021

26 июля 2021 года исполняется 95 лет со дня рождения Людмилы Васильевны Шапошниковой – выдающегося ученого, писателя, философа, путешественника, заслуженного деятеля искусств РФ, лауреата Международной премии им. Дж. Неру, академика Российской академии естественных наук (РАЕН), Российской академии космонавтики им. К.Э. Циолковского, Почетного доктора университета им. Св. Климента Охридского, Монгольской академии наук и Кыргызско-Российского Славянского университета, создателя общественного Музея имени Н.К. Рериха в Москве, его бессменного Генерального директора (1990 – 2015) и исполнителя завещания С.Н. Рериха.

К памятной дате предлагаем вашему вниманию текст выступления профессора Уральского федерального университета Ольги Алексеевны Уроженко (1943 – 2021), долгое время возглавлявшей Международный Совет Рериховских организаций имени С.Н. Рериха, прозвучавшего на презентации книги Л.В. Шапошниковой «Земное творчество космической эволюции» в Международном Центре Рерихов 24 марта 2012 года. Материал публикуется впервые.

 

Л.В. Шапошникова и О.А. Уроженко. Международный Центр Рерихов, 2011–2012 гг.

Известно, что Будда, испытывая познавательные способности своих учеников, ставил перед ними среди других и такую задачу: описать одно и то же явление сначала в трех словах, а потом на десятках страниц. В нескольких словах – новая книга Людмилы Васильевны – могучая книга; с мощнейшим энергетическим потенциалом. А подробней… поделюсь несколькими размышлениями.

Признаюсь, не год и не два меня завораживало глубинное таинственное отношение искусства и науки, обозначенное в Живой Этике в выражении: «…знание есть искусство, наука есть методика» [1, § 359]. Близкая мысль была высказана известным отечественным искусствоведом, автором альбома «В поисках истины» Г.К. Вагнером: «Искусство – наука ХХ века» [2].

С точки зрения теории творческого процесса, в контексте его этапов, это как будто понятно. «Знание есть искусство», ибо качественно новое знание об явлении всегда добывается в процессе озарения, инсайта, вдохновения, – того, что мы, как правило, связываем с художественной деятельностью. Хотя в действительности в самонаблюдениях и ученых, и религиозных деятелей рождение нового знания описывается через сходные состояния. Человек исследует явление… собою (!) как особым уникальным, самой природой данным, инструментом познания. Он входит в сущее, в его полноту и целостность прямо и непосредственно. Он действует не столько своими профессиональными навыками и умениями, сколько своим духовным потенциалом, своей одаренностью к эмпатии, своей способностью в переживании (!) освоить, постичь, прожить иное. Таким образом, рождение любого нового знания включает этап, который, повторю, мы привычно связываем со сферой искусства, а точнее – творчества.

Лишь результат общих для творческих деятелей состояний в зависимости от дарования исследователей проявляется/манифестирует в различные формы: либо в виде религиозных пророчеств, предсказаний, предвидений, либо в виде художественных образов: визуальных, звуковых, пантомимических и т.д. или как научные законы, принципы, категории, понятия. На основе последних выводится определенный порядок, нормы, правила, объясняющие те или иные процессы и явления жизни. Иными словами, возникает то, что составляет идею метода, как она была введена Декартом. Так искусство и метод, знание и наука, сойдясь, расходятся в пространстве результатом различных видов познавательной деятельности.

В контексте энергетического мировоззрения определяется еще одно смысловое поле, связывающее знание с искусством, а науку с методикой. Здесь представляет интерес одно высказывание Е.И. Рерих. В раннем письме Юрию Николаевичу она замечает по поводу его сокрушений относительно невысокого уровня преподавания в университете, где он тогда учился: «Все знание, кот[орое] ты можешь получить, заложено в тебе самом» [3, с. 14]. Оно скрыто в энергетике ядра духа, свернуто в духовно-энергетических накоплениях Чаши. Человек сам/в себе/собою несет знание.

Учителя не раз подчеркивали высоту и уникальность того уровня, той ступени Знания, когда ученик собою являет его. Именно так Они писали о Елене Ивановне [4, с. 90]. Знание в этом случае было прямым духознанием, продуктом творчества, искусства жизни Ее Духа. Методиками же в этом случае оказывались образ, строй, ход Ее мыслей и чувств, Ее решений и поступков; подлинные глубинные цели, отбор способов и инструментов, которыми Она пользовалась для их реализации; а также критерии, которыми Она руководствовалась при оценке успешности воплощения Планов. Так может быть понятно выражение «…знание есть искусство, наука есть методика» в случае Елены Ивановны.

Но то, что сегодня в нашем пространстве может появиться книга, в которой знание как искусство и наука как методика смогли бы органично созвучать, взаимно дополняя друг друга, трудно было даже предположить.

Как обычно, новая книга Людмилы Васильевны нараспашку открывает вход в лабораторию знания автора, и мощь ее для меня стала живым воплощением в гуманитарных текстах занимавшей проблемы.

Поясню свою мысль.

Как построена книга? Практически в каждой главе присутствует строго документально изложенная фактологическая часть того или иного события: биографического, исторического, философского, художественного и т.д. Она развертывается в полном согласии с методиками научной традиции. Ее характеризует линейность повествования, устойчивость выводов, самотождественность понятий и т.п. Это касается глав и о Жанне д’Арк, и о М. Чюрленисе, и о В. Вернадском, Д. Андрееве, Н. Рерихе и главы о детях нового сознания…

Однако, в определенный узловой момент, на пике напряжений, когда научно-историческая мысль, следующая, как мы отмечали, линейной логике, казалось, вот-вот исчерпает свой смысловой потенциал и достигнет смыслообразующих границ, за которыми явственно встанет призрак «плоского», «двухмерного» мышления, ход этой мысли неожиданно прерывается, и она уходит, а точнее, прорывается в качественно иную реальность – в пространство метаисторической причинности. Она сбрасывает с себя оковы предустановленного методом порядка, взламывает некие, традиционно считавшиеся непроходимыми, стены между различными формами/видами познания и погружается, с точки зрения привычной гуманитарной науки, в хаос произвола и беспорядка.

Но что же в действительности здесь происходит с познанием?

В качестве свидетельства, в качестве доказательств, в качестве двигателя смыслопорождающей деятельности начинает звучать образ! художественный образ. В разрыв линейной постепенности врываются новые энергии, новые ритмы, ритмы сфер метапричинности: пламенные метафоры, метонимии, аналогии, соответствия и т.п. Торжественно входит множество мягких, тонких, непрерывно изменяющихся мыслеформ [5]. Происходит качественный скачок из мира рационального в другое измерение, из привычной трехмерной повседневности в иррациональность.

В этой познавательной ситуации – другая свобода, другой уровень обобщения, другой порядок, другой тип сосредоточенности, другой вид деятельности: здесь царит деятельность непосредственного переживания/постижения/знания, та деятельность, которую мы называли «исследованием явления собою». Это деятельность, убедительность которой может быть построена только на чувствознании автора, только на возможностях его собственной психической энергии выйти на связь с Инобытием, с его Высшими сферами.

Но и здесь, в этом пространстве, тоже невозможно избежать качественной исчерпанности материала. Он ограничен возможностями бытия современного слова/языка/языковых средств. И здесь – достигаются пределы – на этот раз пределы эйдоса.

Что это значит? Это значит, что растворяются критерии меры, хаоса, исчезает мера свободы смыслопорождающей деятельности автора. А именно она – эта мера – охранит эйдос от того, чтобы «сорваться» в поток бредовых смыслов. Именно она – эта мера – обеспечивает подобие/адекватность фигуры смыслов, выстраиваемых автором, и Великой фигуры Единого Космического бытия. В одной из своих бесед С.Н. Рерих сказал: не беспредметность, не абстракционизм плохи; плохо, когда в творчестве художника остается одна субъективность [6].

И вот, когда явственно возникает опасность образной вседозволенности, Людмила Васильевна вновь возвращается к строгому научно-документальному повествованию.

При этом – в строе книги нет ни клочковатости, ни пестроты лоскутного «печворка», ни «слоеного пирога», ни аморфного, нерасчлененного синкретизма. Текст всегда, во всех случаях, внятен, ясен и точен. Образ и понятие здесь выступают в особых отношениях, которые базируются на состоянии фрактальности, бесконечных подобий, беспредельных резонансов, соответствий, созвучий, аналогий, взаимоотражений. В каком-то смысле – это состояние «эха»: они – эхо, они – «долгое эхо друг друга».

Мир книги, мир знания здесь выступает как вечно становящийся живой процесс, как открытая познавательная система. Так Знание, как родовое, надприродное явление, явление, приходящее на Землю из метапространств Иных Миров, законно (!) – т.е. согласно космическим законам соответствия/созвучия сфер, согласно законам иерархической связанности миров – сопрягается с методиками.

При такой согласованности законы космической реальности не накладываются механически на/поверх фактов земной жизни, да и факты земной истории не иллюстрируют планетарно-космическую законосообразность. Планетарно-космическая законосообразность сама прорастает из логики движения биполярного, бидоминантного текста, ориентированного и на традиционно земное, и на необычное, «странное», метанаучное.

Становится ясно, что мы сегодня можем делать сколько угодно докладов о любом из законов космической реальности, но если они не «исследованы собою», их плодотворность, их КПД, будут очень невысоки. Если, например, предмет исследования не пережит как величие и сила космических ритмов, организующих пространство социальных событий Земли, если он не пережит как величие и сила космических циклов, рожденных в пространстве напряжений Великой Бабочки – Батерфляй – Души Ориона, «нарисованной» в небесах четырьмя светилами могучих крыльев и тремя в центре – ее основного тела, Бабочки, которая сегодня в Небе так бережно хранит сложную фигуру «обтанцовывающих» друг друга, сближающихся Венеры и Юпитера, то, повторим, убедительность результата может оказаться чрезвычайно малой.

Итак, если, с одной стороны, законы и принципы космической реальности не постигнуты как Знание своей души/своего Духа, а взяты только в качестве ограниченных методик, то их живая жизнь неизбежно окажется сведенной к мертвой, механистической схоластике. Если, с другой стороны, они останутся исключительно в поле переживаемых образов и не будут соотнесены со строгими документами земной истории, то их живая жизнь обернется «беспределом» постмодернизма.

Думается, осознание этих фактов каждым исследователем не будет лишним, ибо именно это охраняет живым интерес, сопутствующий подлинно творческим нахождениям. «Достаточно потерять интерес к явлению, то есть изъять из него огонь воли, как оно начнет хиреть и тухнуть» [7, с. 360], а значит превратится в «пустую оболочку» и ускользнет/вылетит из поля живого познания/знания.

Нельзя не сказать, что современная познавательная ситуация приблизилась к «исследованию явления собою», близко подошла к проблеме взаимоотношений науки и искусства, организуемых по принципу дополнительности. И если в средине ХХ в. предощущение проблемы выливалось в спорах «физиков и лириков», то последняя треть ХХ века характеризуется рядом серьезных научных прорывов в этом направлении.

Здесь следует назвать «антропный принцип», призванный учитывать воздействие человека на любые процессы, протекающие в природе, в том числе на ход и результаты тонких научных экспериментов. Однако этот подход пока останавливается преимущественно на выявлении и регистрации подобных фактов, не рискуя или не имея инструментов для объяснения механизма этих взаимодействий.

Это – синергетическая парадигма, изучающая открытые самоорганизующиеся системы, подобия, соответствия, фрактальность всех – онтологических, гносеологических, аксиологических, природных и социальных – процессов. Но основной интерес синергетики сосредоточен в поле формообразования: как из хаоса складывается космос, из непорядка, неустойчивости, изменчивости рождается порядок и устойчивость.

Наконец, это введение современной академической наукой в сферу научного знания такого его «наиболее высокого уровня» как метатеоретическое знание. Оно относится к основам фундаментальных научных теорий. Его составляют высказывания, аксиоматические принципы, идеалы, нормы научного исследования, научная картина мира и т.д. Обращает на себя внимание то, что в качестве основного метода метатеоретического знания называется рефлексия, т.е. такая «форма познавательной активности, которая связана с обращением мышления на самого себя, на свои основания и предпосылки – с целью критического рассмотрения содержания, форм и средств познания, а также ментальных установок сознания» [8, с. 297, 299 – 300]. Однако, провозгласив рефлексию, прежде относимую исключительно к психо-художественным способам постижения себя-в-мире и мира-в-себе, в качестве инструмента научного познания, философия науки открыла дверь в субъективность всячества во всех сферах научного знания (например, хорошо известная аудитории докторская диссертация В.А. Росова).

В этой связи нельзя не подчеркнуть, что духовная многомерность философии космической реальности, на которой построена новая книга Людмилы Васильевны, не просто вводит человеческую размерность в любую познавательную ситуацию, но раскрывает качественные особенности человеческого фактора планетарно-космической эволюции, его принципиальную встроенность в развитие Земли и Мироздания. Людмила Васильевна не раз подчеркивает: все, что происходит на Земле, проходит через человека, реализация всех космических законов идет через него. Как замечает Е.И. Рерих в космологических записях, прописывающих контуры новой одухотворенной науки будущего, «изучение всей синтетической сущности человека уявится необходимостью для понимания строения Мира и Вселенной». И далее: «Наука синтетической сущности человека, изучение функций его организма, уявит аналогию в строении и функциях Космоса» [4, с. 235, 272, 287 – 288]. Наступающая Новая эпоха «научит человека жизни в обоих мирах, не раздваиваясь и не теряя равновесия. Мир Тонкий войдет в мир физический легко, просто и естественно» [7, с. 330]. И «прежнее представление о его неуловимости и туманности» будет совершенно оставлено. «И сольются два мира воедино…» «И жизнь расширится необычайно, границы ее отодвинутся к пределам Беспредельности», и «станет единым мир, единым по существу и двойственным в проявлении» [7, с. 330 – 333].

В своих исследовательских работах Людмила Васильевна часто обращается к поэтическим знаниям/постижениям/прозрениям космических законов Ф.И. Тютчевым. О неизбежности овладения пространством жизни, «единым по существу и двойственным в проявлении», реально встающим перед каждым человеком, пишет он в стихотворении, начинающимся обращением: «О, вещая душа моя! / О, сердце, полное тревоги, / О, как ты бьешься на пороге / Как бы двойного бытия». Поэт фиксирует здесь двоемирие как кажущееся, – «Как бы» (!) – как мнимое, как квазисостояние мира-в-душе и души-в-мире. В этом не родном, не родовом для души пространстве экзистенциального бытия, разделенном в самом себе надвое, она «бьется», страдает, болеет.

В средине стихотворения Тютчев раскрывает бытие «жилицы двух миров» как «день – болезненный и страстный» и как ночь – «сон – пророчески неясный». Здесь поэт схватывает то состояние, о котором К.С. Петров-Водкин писал своей молодой жене из Италии, выражая желание «бежать из сладкого плена символизма».

Бежать, но куда?!

Кульминацией борьбы двух миров в развитии смысло-поэтических фигур Тютчева становится Единство, как уже явленное в прошлом событие, явленное навечно, на века, в вечности. «Пускай страдальческую грудь / Волнуют страсти роковые – / Душа готова, как Мария, / К ногам Христа навек прильнуть». Прильнуть, воссоединиться, пройти «эволюционным коридором», прорубленным в теле человеческой истории Христом (Л.В. Шапошникова).

Отвечая на вопрос-возглас: «Куда бежать?!» – сегодня мы могли бы сказать: от темного, неясного, мистического символизма со всячеством его «туманно-смутных миров» сознательно устремиться в пространство ясной, просто и строго организованной космической реальности.

С этой точки зрения новая книга Людмилы Васильевны реализует фундаментальный Космический импульс – импульс к Единству. Она – веха, которая прокладывает пути новой одухотворенной гуманитарной науке, а быть может, сама является свидетельством/продуктом этой науки, даром из будущего в настоящее. В ней звучит еще один созидательный энергетический Зов Высших сфер, звучит в ночи на краю бездны, или, хотелось бы сказать, звучит за несколько мгновений перед Рассветом.

Книга буквализирует слова Елены Ивановны: «Наука уявится на утраченном древнем методе изучения соответствий и аналогий между функциями Космоса и человека» [4, с. 272], между знаниями и методикой, между искусством и наукой.

Литература

  1. Живая Этика. Иерархия.
  2. Вагнер Г.К. В поисках истины. Религиозно-философские искания русских художников. Середина XIX – начало XX века. М., 2014. – 189 с.
  3. Рерих Е.И. Письма: в 9 т. Т. 1. М.: МЦР, 1999.
  4. Рерих Е.И. У порога Нового Мира. М.: МЦР, 2000.
  5. Налимов В.В. Вероятностная модель языка. М., 1979.
  6. Рерих С.Н. Стремиться к Прекрасному. М.: МЦР, 1993.
  7. Грани Агни Йоги. 1954 г. Новосибирск: АЛГИМ, 2011.
  8. Философия науки / Под ред. С.А. Лебедева. М., 2010.

 

Опубликовано в Кузбасской Рериховской газете «Свет Утренней Звезды», от 9 июля 2021 г.,  № 2(120). С. 7, 8.

 

 

(Visited 25 times, 1 visits today)

Добавить комментарий